однако тут-то и произошло нечто странное – я думаю, что это 'странное' было одним из фундаментальнейших политических событий нашего времени, хотя его и не заметила ни одна из газет: новые возможности остались невостребованными, на них почти не откликнулись. никто не захотел ни личного счастья, ни приватной, частной жизни. выяснилось, что целое поколение в германии просто не знает, что делать с подарком под названием 'свободная, независимая, частная жизнь'.
поколение немцев, родившихся в 1890-е и 1900-е годы, было приучено к тому, что все содержание жизни, весь материал для глубоких эмоций, любви и ненависти, радости и печали, любые сенсации, любые раздражения души и нервов можно получать, так сказать, даром в общественной сфере – пусть даже вместе с бедностью, голодом, смертью, смятением и опасностью. и когда этот источник иссяк, немцы оказались в растерянности; их жизнь обеднилась; они стали словно бы ограблены и почувствовали разочарование. немцам стало скучно. немцы так и не научились жить своей жизнью; не научились делать свою маленькую, частную, личную жизнь великой, прекрасной, напряженной; не научились наслаждаться этой жизнью и делать ее интересной. поэтому они восприняли спад социального напряжения и возвращение личной свободы не как дар, но как потерю. немцы заскучали; со скуки в их головы начали приходить идиотские идеи; немцы сделались угрюмо-ворчливы – в конце концов, они чуть ли не с жадностью стали ждать первой же заминки, первой же оплошности или происшествия, которые позволили бы послать к чертям мирную жизнь и ринуться в новую коллективную авантюру.
точности ради – а тогдашние обстоятельства требуют точности, поскольку обстоятельства эти – ключ к целой исторической эпохе, в которой мы все оказались, – итак, точности ради упомяну что далеко не каждый из молодого поколения германии реагировал на изменившуюся обстановку подобным образом. были и такие, кто в это время неумело и запоздало бросился (если можно так выразиться) учиться жить, пытался найти вкус и смысл в собственном, частном, личном существовании, успешно отвыкал от сивухи военных и революционных игр, чтобы сделаться наконец личностью. именно тогда совершенно незаметно, исподволь, не привлекая ничьего внимания, наметилась чудовищная трещина, разделившая впоследствии весь немецкий народ на нацистов и ненацистов.
